и тому подобное… Когда начиналась их словесная перепалка, я не знал, куда от стыда деться. Не мог представить себе, что в какой-либо семье в нашем ауле могло бы происходить подобное. И переживал вдвойне, боясь, что причина таких семейных стычек мое присутствие в доме. Может, мешаю я им, раздражаю своим видом?

Но дело было, конечно, не во мне…

И чаще всего, как вот сегодня, Нурмамед-ага не обращал внимания на ворчание жены. Но иногда не выдерживал, говорил с досадой: «Опять за свое? Если не управляешься по дому — оставь работу на базе. У меня пока есть силы прокормить и тебя и детей…» От подобных слов Гунча возгоралась еще сильнее: «Ах, посмотрите на него! Он прокормит! И без того не знаем, куда каждую копейку ткнуть — везде дыры! То нужно, другое требуется… Или на свои деньги ты последний наш ковер купил? А мебель? А цветной телевизор?.. Молчал бы уж!»

В такие минуты Нурмамед-ага обращался ко мне: «Солтан, не слушай ее. Теперь надолго завелась. Тащи-ка шахматы — сыграем!» И спрашивал: «Или ты тоже считаешь, что в этом доме чего-то не хватает?»

Не хватало здесь, горько думал я, только мира и согласия.

Ковры на стенах и на полу, полированная импортная мебель, хрусталь и дорогая посуда в серванте, длинные ряды застекленных полок, тесно уставленных книгами… Как же так, продолжал я размышлять, в доме столько книг, такое великолепное собрание печатной мудрости, а семейная жизнь у этих людей серая, унылая, в непрекращающихся дрязгах? Какие же интересы владеют ими? Не лучше ли поговорить о прочитанном или хотя бы о телевизионной передаче, чем спорить о помойном ведре?!

Книги, молчаливо стоявшие за стеклами, тревожили меня. «Нужны ли вы в этом доме?» — мысленно спрашивал я их.

Поинтересовался у Нурмамеда-ага, трудно ли было собрать такую библиотеку, и он со вздохом ответил: «И не спрашивай! Догадаться не сможешь, через каких людей и каким образом доставал я эти книги… Как пчелка мед, так и я носил их сюда, в этот улей!»

Но не видел я, чтобы хоть раз кто-то из супругов потянулся за каким-нибудь томиком, вчитался бы в книжные страницы…

Или эти люди не знали, не видели высокой цели в жизни, и оттого-то тетя Гунча вечно ворчала — ведь квартира заполнена всем необходимым, а что дальше? Нет, не с моим скудным житейским опытом можно было разобраться в этом, дать на все тут исчерпывающий ответ! Припомнилось мне вдруг, как мы с Сергеем ряд за рядом поднимали стену очередного, пятого этажа и тугой ветер высоты бил нам в лица. Может, он, вот такой свежий, бодрящий ветер, и окрыляет человеческое сердце! А как почувствовать его в доме среди пыльных ковров, тускло поблескивающего хрусталя и обреченных на холодное заточение книг?! Здесь не его стихия!

НЕОБХОДИМОСТЬ ВЫБОРА

Утром, когда я, наспех позавтракав, собирался на работу, тетя Гунча уже в дверях протянула мне большую хозяйственную сумку.

— Я, Солтан, сделала тебе бутерброд с сыром, положила в сумку его. Пожуешь там, когда проголодаешься…

— Спасибо. — Я смутился: — Там рабочая столовая, в нее все обедать ходят.

И не мог понять: для маленького бутерброда такая большая сумка — зачем? Я и в карман его суну…

Так и сказал об этом тете Гунче.

— Ох, Солтанчик. — Она улыбалась. — Сумка для другого… Просто так она, можно сказать. У нас в подвале одна стена ненадежная, понимаешь, может упасть она. Укрепить надо ее. Кирпичами обделать. Ничего же не стоит тебе там на своей стройке прихватить в эту сумку шесть-семь кирпичиков. Не на себе ж тащить — автобус везет! Да, Солтанчик?

Жаркий румянец прилил к моим щекам. Я представил, как, воровато озираясь, буду засовывать в эту дурацкую сумку кирпичи, буду бояться, что кто-то в этот момент увидит меня за таким постыдным занятием… Молодой, дескать, а проворный: хоть что-то, да хочет унести со стройплощадки — лишь бы не с пустыми руками уйти отсюда после смены! Сегодня кирпичи, завтра цемент или доску… «Несун»!

А тетя Гунча меж тем с прежней улыбкой продолжала:

— Там, чтоб стену укрепить, штук сто кирпичей нужно, ну, может, чуть больше. Уж постарайся, Солтанчик. За неделю принесешь. На стройке кирпич хороший… Где купишь такой?

«Неделю — с этой сумкой?!» — ужаснулся я.

А что Сергей скажет? Вся бригада?

И когда тетя Гунча закрыла за мной дверь, я минуту-другую нерешительно топтался в коридоре, не зная, что же делать-то… Жесткие дерматиновые ручки сумки жгли, казалось, ладони.

Надо было отказаться? Но вот не смог же! Кормили, мол, тебя, поили, на нашей мягкой постели спишь, а обратились к тебе с пустяковой просьбой — ты в кусты… Неблагодарный!

Нужно было, наверно, вот что сказать: воровать даже так, по мелочи, — не смогу, но как получу первую зарплату — отдам ее в ваши руки на ремонт подвальной стенки…

Да нет, так тоже не годится… Это тетя Гунча как оскорбление воспримет. Нашелся, мол, благодетель, денежный туз, без тебя мы не проживем!

А вот с сумочкой… сумой… этой сумищей… за кирпичиками иди! Старайся! Уважь! Мы тебя — ты нас!

Так?

Едва не заплакал я от непонятной, что словами высказать не смог бы, обиды…

И, прислонив сумку с лежавшим в ее необъятной глубине бутербродом к двери, я торопливо пошел прочь. Зная, что больше в этом доме появиться не смогу…

* * *

День проходил в прежней, как и вчера, работе, но мое настроение было совсем другим, и Сергей заметил перемену во мне.

— С непривычки тяжеловато? — спросил он.

— Да нет, нормально…

Сергей испытующе посмотрел — и больше ничего спрашивать не стал.

Ловко управляясь с кладкой — мастерок птицей летал в его руках, — он опять рассказывал мне про бригаду: что в городе построено ею, почему по общему согласию перешли на метод коллективного подряда, то есть стали хозрасчетным коллективом, у кого из парней какие жизненные планы… И с восхищением отзывался о Суханбабаеве: это, говорил он, редкой души человек и мастер первоклассный. Беспокойная судьба строителя бросала его в разные концы страны. Был он с ударным отрядом в Ташкенте, помогал отстраивать столицу Узбекистана после землетрясения; его дома стоят на одной из станций знаменитой Байкало-Амурской магистрали; приглашался он на возведение спортивных сооружений в Москву к Олимпиаде-80, и на груди у него (в праздничный день это можно увидеть!) уже два ордена.

— Есть чему позавидовать? По-хорошему! А? — В словах Сергея